Syndicate content Syndicate content

Русское предисловие к книге Рене Нелли "Катары. Святые еретики"

Рене Нелли

Ученый францисканец Вильгельм Баскервильский в романе Умберто Эко «Имя розы» объясняет своему ученику Адсону наличие огромного количества ересей и сект, которые порой непросто отличить друг от друга, следующим образом: «Представь себе... реку, мощную, полноводную реку, которая течет тысячи и тысячи верст в своем крепком русле, и ты, ее видя, в точности можешь сказать, где река, где берег, где - твердая земля. Однако в какое-то время, в каком-то месте эта река попросту устает течь — возможно из-за того, что течет она слишком долго и слишком издалека, возможно из-за того, что уже близится море, а море вбирает в себя любые, самые могучие реки, и таким образом любые, самые могучие реки перестают существовать. И река превращается в дельту.

То есть остается в ней главное русло, но появляется и множество побочных, и эти побочные текут в самые разные стороны, и некоторые из них потом снова соединяются, и ты уже не можешь сказать, что чему послужило причиной, и ты уже не знаешь, что тут еще можно назвать рекой, а что — уже морем...» Хотя, по признанию самого Вильгельма, аллегория эта малоудачна, но с ее помощью он демонстрирует, «...как отдельные ручейки и русла ересей и всяких обновительных движений, когда река уже не держит их в себе, безмерно множатся и множатся и многократно переплетаются». И вот эти-то бесконечные ответвления и переплетения являются причиной тех трудностей, с которыми сталкиваются исследователи катаризма, пытаясь проследить его истоки и развитие. Пожалуй, сейчас эта задача даже сложнее для нас, чем для францисканского монаха в XIV в. Вильгельм исходил из того, что главное русло — это католическая церковь. Но для того чтобы катаризм возник в том виде, в каком он нам известен, сначала должны были смешаться воды и первоначального христианства, и гностицизма, и манихейства (которое Е.Б. Смагина считает сирийской ветвью гностицизма, одним из тех учений, более ранняя стадия которых представлена у сирийских гностиков Маркиона и Вардесана), и эллинской философии (один фрагмент из ранних стоиков говорит о том, что в мире существуют только «два начала — Бог и материя»). Можно только предполагать, какие формы имела дуалистическая традиция на Западе до того как попала под влияние безусловно родственного ей богомильства.

Как бы там ни было, но вопрос о происхождении катаризма слишком темен и вряд ли когда-нибудь прояснится, как и многие другие загадки, связанные с этой ересью. Нам не хотелось бы в этом небольшом предисловии забираться в дебри научных изысканий, мы остановимся здесь на том, что можно было бы назвать продолжением истории катаризма, отражением его догматов, мифов и представлений (а также тех мифов и представлений, которые возникли о самих катарах) в сознании потомков.

Некоторые исследователи (например, ученые, объединившиеся в «Общество по изучению катаров», — Deodat Roche, Fernand Niel, Jean Duvernoy) считают, что катары обладали эзотерическими знаниями, которые после разгрома катаризма не были утеряны; через розенкрейцеров, наследников уничтоженных тамплиеров, и философию Рудольфа Штайнера их влияние дошло до наших дней. Были гипотезы, что эти тайные знания касаются Святого Грааля. В сочинении «Титурель» Вольфрам фон Эшенбах вскользь упоминает о существовании тайного общества, именуемого Сообществом Святого Грааля, но никаких уточнений относительно него не делает. Безусловно, поэтическое сочинение не может претендовать на историческую достоверность, однако некоторые ученые в существовании этого сообщества были уверены. Эжен Аро, историк и политический деятель из Южной Франции, живший в XIX в., считал, что Сообщество Святого Грааля было тайным обществом, в которое входили катары из Окситании, Германии и Италии, а также трубадуры, по крайней мере те, кто создавал свои произведения во времена преследования катаров.

Вряд ли когда-нибудь предоставится возможность доказать или опровергнуть эти гипотезы. Но на культурную, религиозную и даже политическую жизнь XX века эзотерические моменты катаризма (не имеет значения, мнимые или существовавшие реально) оказали ощутимое влияние.

Так, с легкой руки Отто Рана начались поиски Святого Грааля. В 1929 г. двадцатипятилетний немецкий ученый приехал в Окситанию и провел там три года. Он намеревался писать диссертацию о Гийоме, трубадуре из Прованса, на основе утерянной поэмы которого Вольфрам фон Эшенбах создал своего «Парцифаля». Сравнив рассказ немецкого поэта с топографией владений графов де Фуа и историческими событиями времени Альбигойских войн, Ран выявил многочисленные совпадения и сделал выводы, что легендарная гора Святого Грааля Монсальват тождественна горной крепости катаров Монсегюр; что катары были последними хранителями Святого Грааля и что Святой Грааль «пропал», когда они погибли от рук папы и короля Франции в XIII веке.

Изыскания Отто Рана привлекли внимание руководителя СС Генриха Гиммлера, который предложил ученому участие в исследованиях, финансируемых СС. Полагают, что Отто Ран даже основал внутри СС группу адептов неокатаризма. В 1939 г. Ран погиб в Тирольских горах при загадочных обстоятельствах. Согласно документации СС он покончил жизнь самоубийством, приняв соединение циана, — «на политико-мистической почве»...

В июне 1943 г. в Монсегюр прибыла научная экспедиция, в которую входили известные немецкие историки, этнологи, геологи, спелеологи. Раскопки продолжались до весны 1944 г. Вишисты, сопровождавшие отряд и бывшие свидетелями этих раскопок, были ликвидированы. В марте 1945 г. Розенберг, разъяснив гросс-адмиралу Деницу значение катарских сокровищ для национал-социализма, заикнулся о какой-то секретной экспедиции и просил выделить для этой цели специальную подводную лодку...

Некоторые современные религиозные движения претендуют на то, что их учения представляют собой сохранившееся наследие катаризма. В Северной Америке с 1749 г. существует Ассамблея добрых христиан. Члены этой организации называют свою церковь «Новозаветной Церковью» и провозглашают себя непосредственными преемниками катаров. Согласно данным этой организации, на сегодняшний день Ассамблея насчитывает 25 000 членов. Свою задачу члены Ассамблеи видят в формировании единства «божьих людей» Христа и евангелизации общества.

С 1900 г. во Франции стал выходить журнал «Пробуждение альбигойцев», его основал восемнадцатилетний Деода Роше, позже он основал упоминавшееся выше «Общество по изучению катаров». Его считали последним из совершенных. Сам он утверждал, что доктрину изучал под руководством Учителя, но имени его не называл. Деода Роше говорил, что христианский оккультизм во многом вытекает из учения катаров, а оно живо и сегодня.

Голландские розенкрейцеры (Международная Школа Золотого Розенкрейца), лекции которых можно услышать в ВГБИЛ им. М.И. Рудомина, утверждают, что в 1954 г. Антонен Гадаль передал основателям школы Яну Ван Рэйкенборгу и Катарозе де Петри тайные знания катаров и печать гроссмейстера, принадлежавшую якобы болгарскому епископу Никите, называемому «папой катаров», который приезжал в 1167 г. из Константинополя на катарский собор в Сен-Феликс-де-Караман. Сам Гадаль был розенкрейцером и говорил о существовании преемственности между розенкрейцерами и катарами. Святой Грааль для Международной Школы Золотого Розенкрейца — это «Сосуд Смешения, наполненный всеми силами и свойствами, необходимыми для возвращения в Мир Света... Он существует не как видимая форма, а как вибрация». Международная Школа Золотого Розенкрейца соорудила в Юсса, напротив пещеры Ломбрив, Розенкрейцерский Центр Галахад, в здании которого собраны представляющие огромный интерес коллекции Гадаля, исходившего горы и пещеры в окрестностях Монсегюра вдоль и поперек (кстати, это он сопровождал Отто Рана во время его исследований).

Интеллектуалы Окситании, к числу которых принадлежал и Рене Нелли, и в XX веке ощущали тот невосполнимый урон, который был нанесен Альбигойскими войнами и последующим французским завоеванием утонченнейшей культуре Окситании. Основанный ими в Тулузе Институт окситанских исследований немало способствовал возросшему интересу к истории края. 21 июня 1973 г. в Монсегюре на первый летний окситанский праздник собралось более двадцати тысяч человек.

К концу XIX в. интерес к альбигойской ереси просыпается и в России. В 1869—1872 гг. в Казани выходит фундаментальный труд профессора Казанского университета Н.А. Осокина «История альбигойцев и их времени». О его популярности говорит хотя бы то, что после поражения революции 1905 р. стали издавать небольшими тиражами брошюры с очерками, подобными приведенной ниже «Философии убийства» Н. Кадмина. Очерк этот представляет собой краткое изложение «Истории альбигойцев...» с определенным образом расставленными акцентами: автор воспевает «дух высшего бунтарства в народе», выражением которого, по его мнению, являются ереси; описывает «бедствия народа, разоряемого и угнетаемого поработителями», развращенность католического клира и жестокости инквизиции, — и все это с несгибаемой верой в то, что «торжество грубой силы над свободной мыслью и верой» не может быть вечным.

Интерес к дуалистическим ересям оставил свой след и в русской литературе. Любопытно с этой точки зрения исследование романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», проделанное И.Л. Галинской. Она выявляет в романе следы влияния гностицизма, манихейства и катаризма. Так, в движении и развитии образа Маргариты Булгаковым, вероятно, была соблюдена соловьевская теологема вечной женственности, восходящая, как известно, к философии гностиков.

В некоторых эпизодах и сюжетных линиях «Мастера и Маргариты» слышны отголоски апокрифических мотивов, в частности страдания Иешуа даны Булгаковым в трактовке, свойственной апокрифам, а не по Евангелию. Сцена, в которой к Воланду является Левий Матвей с просьбой от Иешуа, чтобы дух зла взял с собой Мастера и его подругу и наградил их покоем, иллюстрирует догмат катаров, которые считали, что земля не подвластна богу и целиком находится в распоряжении дьявола.

Однако наиболее замечателен Фагот-Коровьев.

«Вряд ли теперь узнали бы Коровьева-Фагота, самозванного переводчика при таинственном и не нуждающемся ни в каких переводах консультанте, в том, кто теперь летел непосредственно рядом с Воландом по правую руку подруги Мастера. На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотою цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он не интересовался землею под собою, он думал о чем-то своем, летя рядом с Воландом.

— Почему он так изменился? — спросила тихо Маргарита под свист  Воланда.

— Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, — ответил Воланд, поворачивая к Маргарите свое лицо, с тихо горящим глазом, — его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл!»

Многие исследователи творчества М. Булгакова отмечали, что свет и тьма - слагаемые столь дорого обошедшейся рыцарю шутки — являются компонентами манихейской космогонии. И.Л. Галинская попыталась прояснить, в чем заключалась эта шутка и как она звучала, раз уж была облечена в форму каламбура. Расшифровку она начала с выделения семантических компонентов имени Фагот. Булгаков, на ее взгляд, соединил в нем два разноязычных слова: русское «фагот» и французское «fagot». Комплекс словарных значений современной французской лексемы «fagot» («связка веток») утратил отношение к музыкальному инструменту — буквально «связка дудок» («фагот» по-французски «bas-son»),— и в числе этих значений есть такие фразеологизмы, как «быть, как связка дров», т.е. безвкусно одеваться, и «отдавать ересью», т.е. отдавать костром, связками веток для костра. Видимо, Булгаков не прошел и мимо родственного лексеме «fagot» однокоренного французского слова «fagotin» (шут).

Таким образом, заключенную в имени Фагот характеристику интересующего нас персонажа определяют три момента. Он, во-первых, шут (имеющий отношение к музыке), во-вторых, безвкусно одет, и, в-третьих, еретически настроен.

И.Л. Галинская считает, что если попытаться трактовать полученный результат буквально и если булгаковский персонаж — одновременно и рыцарь, и еретик, то следы его прототипов надо искать в XII—XIII вв. в Провансе, в эпоху распространения альбигойской ереси.

Тема света и тьмы, например, часто обыгрывалась трубадурами. Гильем Фигейра (1215 — ок. 1250) проклинал в одной из своих сирвент церковный Рим за то, что папские слуги лукавыми речами похитили у мира свет. О том, что католические монахи погрузили землю в глубокую тьму, писал другой известный трубадур, Пейре Карденаль. Так возникла следующая догадка: а не ведет ли булгаковский рыцарь свое происхождение от рыцарей-трубадуров времен альбигойства? А безымянным он остается потому, что неизвестно имя автора самого знаменитого эпического произведения той эпохи — героической поэмы «Песня об альбигойском крестовом походе», в которой также, как будет показано далее, фигурирует тема света и тьмы.

Есть несомненные свидетельства о том, что Булгаков был знаком с «Песней об альбигойском крестовом походе». Существуют две версии о том, кто же был автором «Песни...»: поэма либо целиком сочинена трубадуром, скрывшимся под псевдонимом Гильем из Туделы, либо им создана лишь первая часть поэмы, а остальные две с не меньшим искусством написаны анонимом — другим замечательным поэтом XIII в. Все сведения об авторе (или авторах) поэмы могут быть почерпнуты только из ее текста. Это альбигойский рыцарь-трубадур, участник битв с крестоносцами, отчего он и скрывает свое настоящее имя, опасаясь инквизиции. Он называет себя учеником волшебника Мерлина, геомантом, умеющим видеть потаенное и предсказывать будущее (и предсказавшим, в частности, трагедию Лангедока), а также некромантом, способным вызывать мертвецов и беседовать с ними.

Тема света и тьмы в «Песне об альбигойском крестовом походе» возникает уже в начале поэмы, где рассказывается о провансальском трубадуре Фолькете Марсельском, который перешел в католичество, стал монахом, аббатом, затем тулузским епископом и папским легатом, прослывшим во времена крестовых походов против альбигойцев одним из самых жестоких инквизиторов. В поэме сообщается, что еще в ту пору, когда Фолькет был аббатом, свет потемнел в его монастыре. Злосчастный для рыцаря каламбур о свете и тьме, по мнению И.Л. Галинской, тоже находится в «Песне об альбигойском крестовом походе» — в конце описания гибели при осаде Тулузы предводителя крестоносцев — графа Симона де Монфора: «На всех в городе, поскольку Симон умер / Снизошло такое счастье, что из тьмы сотворился свет».

«Каламбур "l'escurs esclarzic" («из тьмы сотворился свет») адекватно по-русски, к сожалению, передан быть не может. По-провансальски же с точки зрения фонетической игры "l'escurs esclarzic" звучит красиво и весьма изысканно. Так что каламбур темно-фиолетового рыцаря о свете и тьме был "не совсем хорош" (оценка Воланда) отнюдь не по форме, а по смыслу. И действительно, согласно альбигойским догматам, тьма — область, совершенно отделенная от света, и, следовательно, из тьмы свет сотвориться не может, как бог света не может сотвориться из князя тьмы. Вот почему по содержанию каламбур "l'escurs esclarzic" в равной степени не мог устраивать ни силы света, ни силы тьмы» (И.Л. Галинская «Загадки известных книг». С. 102).

Кроме того, в рукописи, содержащей песни рыцаря-трубадура Каденета, который состоял в свите одного из альбигойских вождей, французский историк XIX в. Наполеон Пейра, изучавший борьбу католического Рима с альбигойцами по манускриптам того времени, обнаружил в виньетке заглавной буквы изображение автора в фиолетовом платье. А труд Н. Пейра, содержащий это сообщение, Булгаков мог прочесть в Ленинской библиотеке (он находится там и по сей день).

Исходя из всего сказанного, И.Л. Галинская считает, что в числе прототипов темно-фиолетового рыцаря могут быть названы и неизвестный провансальский поэт, скрывшийся под псевдонимом Гильем из Туделы, и поэт-аноним, предполагаемый автор продолжения «Песни об альбигойском крестовом походе», и рыцарь-трубадур Каденет.

 

Татьяна Тарасова.

Из Введения к книге Рене Нелли "Катары. Святые еретики".